Почему американцы поддерживают майдан в США
Фото: Ron Adar/Keystone Press Agency/Global Look Press
Текст: Дмитрий Бавырин
Территория Америки покрылась майданом, точнее, сотнями больших и малых майданов, требующих невозможного. Несмотря на поджоги, погромы и мародерства, многие американцы симпатизируют бунтовщикам и не стесняются говорить об этом вслух. Некоторых из них объединяет ненависть к Трампу, но дело не только в ней. Что же на самом деле заставляет граждан США поддерживать разрушение своей страны?
Широкомасштабные (уже более 200 городов) протесты под лозунгом «Жизни черных важны!» стали темой, заменившей планете смертельно надоевший коронавирус. Между этими явлениями есть связь, но о ней вспоминают не часто: в центре внимания поджоги, мародерства и грабежи как таковые, а маски спасают их участников не столько от инфекции, сколько от идентификации личности.
За потрясшим США бунтом, для подавления которого брошены уже более 70 тысяч «штыков» национальной гвардии, следят сейчас почти во всем мире, но реакция сильно разнится. В России – это осуждение, недоумение, отвращение, изредка украинского типа злорадство, но в самой Америке – той самой, чьи города сейчас грабят и жгут – действия погромщиков вызывают массовую поддержку, что прекрасно видно по либеральным СМИ и социальным сетям.
Чаще всего такая поддержка сопровождается оговоркой об осуждении вандализма и расхищения чужой собственности, но находятся и такие люди, кто «понимает» или прямо одобряет и всё остальное.
Зачастую «респект» улетучивается ровно в тот момент, когда неравнодушный обыватель сам начинает терпеть ущерб от распоясавшихся банд. Известны уже несколько случаев подобного рода: вчера человек восторгался пожарищами, а сегодня жалуется на «этих сволочей», которые повредили его машину или обнесли дом родственника. Но иные солидаризуются с протестующими, невзирая на собственные издержки от беспорядков, подчас немалые.
Возможно, подобное благодушие обеспечено страховкой, но страховка от мародерства, вопреки сетевым легендам необольшевиков, есть далеко не у всех, чей «коронакризис» усугубился мамаевым нашествием, ведь удовольствие это недешевое, а Нью-Йорк и Чикаго громят не так уж часто.
Среди одобрителей-подстрекателей есть и круглые дураки, и люди с ультралевыми взглядами, но полно и вроде бы адекватных, законопослушных американских граждан, которые в конфликте между нацгвардией и бунтовщиками категорично выступают на стороне последних. Такая реакция изумляет многих вне США, кто знает английский язык, но не понимает контекста.
Первое и, пожалуй, главное, что надо знать: большая часть протестов под лозунгом «Жизни черных важны» проходят мирно, не мешая никому и ничему, кроме дорожного движения. Для внешнего наблюдателя это скучно, поэтому объективы камер направлены на самое зрелищное: пожары, драки, вандализм и «лутинг» (так русские геймеры называют сбор игровых предметов, но буквально это грабеж по-английски).
Другими словами, гражданский протест определяет не непотребство. Оно его естественный спутник и неизбежное следствие, как появление грифов на поле боя. Многие американцы воспринимают беспорядки как сопутствующий ущерб борьбы за правое дело.
Теперь о том, почему это дело правое. Убийства при задержаниях – злободневная и очень болезненная проблема в США, которая касается не только преступников, но и абсолютно невиновных людей, случайно заподозренных в чем-либо. Получить от полиции пулю на ровном месте – таким в Америке трудно удивить. В среднем копы убивают по пять человек за два дня.
Но даже в том случае, если выстрел заканчивается похоронами случайной жертвы, полицейский вполне может отделаться только легким испугом – суд и присяжные обычно занимают его сторону, назначают минимальное наказание или вовсе оправдывают.
Такое положение вещей объясняется тем, что известно всей планете – Америка наводнена как легальным, так и нелегальным оружием. Как следствие, работа полицейского чрезвычайно опасна, и за копом оставляют право не рисковать своей жизнью, а стрелять на поражение при малейшем подозрении на угрозу. Если бы риск не компенсировался очень широкими пределами самообороны и государственной защитой, мало кто шел бы работать в полицию – это не слишком хорошо оплачиваемая профессия в США, в частной охране получают гораздо больше.
Довольно ярко то, что теперь называют полицейским террором, проявилось в Нью-Йорке 1990-х годов. Настоящим бичом города, хорошо отраженным в голливудских фильмах того времени, была уличная преступность. В ответ мэр Рудольф Джулиани (ныне он адвокат и спецпосланник Трампа по особо деликатным поручениям) существенно расширил полномочия полиции: например, она получила право останавливать и обыскивать почти любого даже вне объективных подозрений (и чаще всего так поступали с афроамериканцами).
Это принесло свои плоды – преступность в городе резко пошла на спад. Теперь ту практику называют фашистской, а законы давно изменены, что в сегодняшний кризисный час больно бьет по городу: подозреваемых в мародерствах и поджогах могут задержать только на 72 часа, после чего отпускают домой до суда, а они возвращаются к вечеринке.
Однако убийств при задержаниях весь этот либерализм почти не коснулся – их по-прежнему пугающе много. Причем если подозреваемый не белый, а афроамериканец, его риск словить пулю увеличивается в два с половиной раза: да, белых при задержании убивают больше, но черных чаще, если исходить из их доли в структуре населения. Например, среди убитых в 2018-м было 452 белых и 229 афроамериканцев, хотя последние составляют всего 13% от граждан страны.
Стоит добавить, что уровень преступности среди черных выше: 37% заключенных в тюрьмах – афроамериканцы.
Но случайным жертвам (а их, повторимся, много) расистских стереотипов, испорченных нервов и больших пистолетов полиции от этого объяснения ничуть не легче.
Таким образом, немотивированное полицейское насилие – это проблема, осознаваемая абсолютным большинством американцев. Несколько меньшее, но все равно значительное количество граждан страны также убеждены в предвзятости копов по расовому признаку. Раз так, чернокожие не просто получают моральное право протестовать. С точки зрения политических традиций страны они должны это делать, а стране в целом придется потерпеть издержки в виде мародерства в силу того, что издержки неизбежны.
Приходится признать: после появления в 2013 году сетевого движения Black lives matter, акцентированного на проблеме убийства чернокожих при задержании, таких убийств действительно стало меньше. На проблему обратили внимание, но не решили ее до конца, а значит, нужно протестовать дальше – такая примерно логика.
Еще один фактор, заставляющий часть Америки симпатизировать участникам беспорядков, это идея борьбы с расизмом как таковым. Наличие такой проблемы в США тоже тяжело отрицать – в том смысле, что это страна с богатой традицией расистских практик, и идейные расисты живут в ней до сих пор.
Другое дело, что в рамках правозащитной и псевдоправозащитной истерики последних лет этим термином теперь могут назвать что угодно (например, отказ приветствовать защиту черных жизней, а не жизней вообще), а за системный (то есть абсолютно неприемлемый) расизм выдаются частные эксцессы.
Например, убийство Джорджа Флойда, ставшее той искрой, что подожгла сейчас Америку, произошло в городе Миннеаполисе (штат Миннесота), а это либеральный штат и очень либеральный город, который представляет в Конгрессе беженка из Сомали Ильхан Омар – одна из двух мусульман (мусульманок, если точнее) на Капитолийском холме. Шеф полиции города – афроамериканец, бригада копов, которая арестовала Флойда, была мультирасовой (белый, двое черных, один азиат), так что проявление именно системного расизма в данном случае вызывает сомнения.
Однако утверждение именно такого взгляда на проблему – партийная позиция (чтобы не сказать догма) демократов, которую они вдалбливают своим избирателям, не забывая подчеркивать, что главный белый расист засел в Белом доме и вся ответственность лежит на нем.
В том, что либеральная часть американского политикума искренне ненавидит расизм, сомневаться не следует, но нужно учитывать еще и то, что борьба с ним является частью политтехнологии демократов – стратегией по выстраиванию идентичностей. Если большинство республиканцев смотрят на свою страну как на государство американцев, то демократы настаивают на выпячивании уникальности и «самости» каждой группы – черных, испаноязычных, индейцев, ЛГБТ, женщин, мусульман и так далее. Смысл в том, чтобы ассоциирующие себя с той или иной группой голосовали исключительно за Демпартию, защитника их идентичности.
Такая политика определяет позицию и лексику многих демократов в отношении беспорядков, ведь если отдельные «сукины сыны» при этом грабят и жгут, они все равно остаются «нашими сукиными сынами».
Грабят и жгут, кстати говоря, не одни только черные – внутрипартийная и идеологическая солидарность левого фланга Демпартии определяет участие как в протесте, так и в его бонусном уровне с призами.
Правда, сейчас беспорядки зашли столь далеко, что в рядах демократов наметился раскол. Например, губернатор-демократ штата Нью-Йорк Эндрю Куомо ультимативно требует от мэра-демократа города Нью-Йорка Билла де Блазио применить силу и навести порядок, но последний то ли не хочет (ввиду своих левых взглядов и того, что в протестах участвует его родная дочь), то ли уже не может.
То, что в картине мира статусных демократов должно было стать крестовым походом угнетенных меньшинств против Трампа, превратилось в пляску хаоса, причем наибольшие разрушения она приносит именно в демократических штатах. Голем некоторым образом попер на своих хозяев, и несмотря на то, что подавляющее большинство американцев признают проблему расизма, опасаются полицейского насилия и считают крайне важным соблюдение права на протест, 58% граждан страны теперь высказываются за силовое решение в отношении тех, кто занял улицы и совмещает декларацию справедливых требований с бесчинствами.
Взгляд
