Сталин и Грозный слушают нас
Дмитрий Петров о том, почему благодарная память о тиранах не может объединить народ
Памятник Сталину в Старом Икане
Урюпинск Волгоградской области. 90-е годы. На заводе чинят канализацию. Вдруг лопата рабочего задевает что-то твердое там, где быть ничего не должно.
– Уж не клад ли? Когда город был станицей, здесь было много богатых казачьих родов. С тех пор ходят слухи о спрятанном золоте… Но это – не клад. Счищая с находки грунт, рабочий видит гипсовый ус. Потом – глаз. Над ним – густую бровь. Уж не царь ли? Говорят, где-то здесь на высоком берегу Хопра стоял памятник царю-освободителю Александру II, пропавший в революцию. Рабочий откапывает всю фигуру и видит: это не царь. А генеральный секретарь.
Глава Совнаркома, нарком рабоче-крестьянской инспекции и прочая и прочая – гипсовый Сталин Иосиф Виссарионович вынут из земли и помещен в краеведческий музей.
Краеведы устанавливают: когда после ХХ съезда компартии, на котором Никита Хрущев развенчал культ личности и осудил политические репрессии в СССР, всюду стали снимать статуи «величайшего вождя всех времен и народов». А эту спрятали. На всякий случай. Мол, неизвестно, как оно еще может повернуться. Тогда откопаем. Глядишь – и простят. А то и похвалят.
И впрямь, похоже, выходит так, что прозорливцы почти не ошиблись.
Через четверть века – 12 декабря 2019 года – в Центральном районе Волгограда начали установку памятника Сталину. В честь его 140-летия. Чтобы открыть 21-го. Коммунисты рассказали СМИ, что разместят бюст на постаменте общей высотой до двух метров на фоне Знамени Победы на стене здания обкома КПРФ. И это – не новодел. Скульптуру, отлитую из бетона при жизни их кумира, по их словам, хранили до поры, когда можно вновь водрузить ее в знак почитания того, кто для многих из них до сих пор вождь.
Несколько лет назад ее хотели поставить на Мамаевом кургане. Не вышло. В 2015-м пытались переименовать Волгоград в Сталинград. Не вышло. Через год просили так назвать аэропорт – поместить имя вождя на границу неба и земли. И губернатор уже, было, одобрил идею. Но и тут – не вышло. И вот – наконец.
«Противоречивость фигуры Сталина накладывает свой отпечаток на сознание. Но Сталин, заслуживает и памяти, и памятника» – говорит глава волгоградского обкома КПРФ товарищ Головачева.
Те, кто ставит статуи Сталина, признают: его образ сложен. Для одних он кровавый тиран, для иных – строитель СССР и вдохновитель побед. И потому, говорят они, относиться к нему надо неоднозначно. Но памятников достоин. Они, мол, укрепят идентичность россиян. А история – дисциплина служебная. Так что пусть послужит нам.
Понять это можно так, что, с одной стороны, Сталин – да! – виновен в создании в стране тоталитарной диктатуры и в гибели множества людей, а, с другой, надо ставить ему памятники.
Но тогда о какой идентичности речь? Ведь идентичность – это цельность в осознании своей культурной, гражданской, корпоративной, политической и другой принадлежности. Цельность и непротиворечивость здесь – ключевые слова. А какая же может быть цельность, коли тот, кому ставят памятник, одновременно и душегуб, и герой? Это рушит и ее, эту самую идентичность.
Что утверждают социальные психологи? Грамотно построенные знаковые системы, включающие символы, скульптуры, стелы, мозаики, барельефы, росписи, лозунги могут служить инструментами управления выбором людей и их отношением к тому или иному строю, деятелям и лидерам былых времен и нынешним, к их политике и действиям. То есть, помогать управлять поведением тех, кого при Сталине называли «широкими народными массами». Очевидно, ожидается, что этой цели и послужат новые статуи Сталина вместе со старыми истуканами Ленина, что уже стоят чуть не в каждом городе. А в иных – несколько, как в Москве, Санкт-Петербурге и даже Благовещенске.
Это напоминает ситуацию с увековечиванием памяти Ивана Грозного – одного из самых жестоких тиранов. Выдающиеся историки – Карамзин, Соловьев, Ключевский – пишут о злодействах кровавого царя, которого иные деятели именуют «великим». И ставят ему один памятник за другим. Предлагают даже канонизировать человека, на чьей совести разграбление городов и истребление тысяч невинных людей. И вокруг этой идеи можно объединить компанию фанатиков и мракобесов.
Но, слава Богу, православная традиция не позволяет делать это с тем, кто виновен в смерти лица, признанного святым. В случае с Иваном Грозным – святителя Филиппа, митрополита московского.
Однако же памятники Ивану IV уже стоят в Москве у офиса Военно-исторического общества, в Орле у Богоявленского собора, в Александрове на реке Серая, а в Астрахани обсуждается проект постройки монумента. Очевидно, тем, кто их строит, жизнь, свобода и благополучие людей куда менее важны, чем торжество авторитарной власти. Пусть и многократно разоблаченной с перечислением ее преступлений. Попутно в Екатеринбурге партия «Коммунисты России» объявляет сбор подписей за переименование улицы Бориса Ельцина в улицу Иосифа Сталина.
Меж тем, задолго до журналистов периода Ельцина и Горбачева о злодействах Сталина сказал Хрущев на ХХ съезде компартии. Поучительность его речи в том, что зная о ней и о дальнейших мерах по десталинизации общества, мы видим: любые действия, стратегии, цели лиц, облеченных властью и осуществляющих эту власть, могут быть оценены с позиций морали и политической целесообразности. Оценка (хотя и не полная) деятельности Сталина дала очень много. Потрясла людей. Как в 80-х их потрясли новые открытия злодеяний времен культа личности. Но, как мы видим, сталинщина еще не изжита окончательно.
О чем это говорит? О том, что такие оценки нужны. Хотя бы для извлечения уроков.
Но опыт учит: уроки истории люди усваивают слабо (если усваивают вообще), а отмена и замена любых оценок вполне возможна. Тогда они в лучшем случае остаются личным делом оценивающего. И бессильно повисают в пустоте.
Один из самых жутких уроков истории России – репрессии тех времен, когда страной рулил Сталин. Те самые, о которых пишет Оруэлл: «цель репрессий – репрессии. Цель пытки – пытка. Цель власти – власть». О чем это он? О том, что хозяину и символу тоталитарной власти слова о великой стройке и новом мире, знаки «красного проекта» – стяги, звезды, серпы, молоты, портреты, снопы, высотки и Днепрогэсы, «человек проходит как хозяин» и «с каждым днем все радостнее жить» – нужны лишь как декорации. Они и фон, на котором он властвует, и – камуфляж, прячущий его власть.
Главная задача – скрыть жажду беспредельной личной власти. А дополнительная – создать мощную знаковую систему управления людьми. С одной стороны, указующую границы их до поры безопасного бытия, с другой – мобилизующую их на исполнение указаний. С учетом того, что известно: какие бы звезды ни были в их петлицах, что бы они ни пели, и как бы громко ни славили строй и вождя, это легко объявить маскировкой, а их – «разоблачить», принудить к оговорам и самооговорам и уничтожить.
И тут становится ясно: пытка нужна не только ради пытки, но и ради распространения ужаса. А цель репрессий – утверждение безраздельной власти.
Иные наивные почитатели Сталина любят заклинание: «Сталин принял страну с сохой, а оставил – с ядерной бомбой». Будто не знают, что в 1913 году по среднедушевому распределению национального богатства Россия занимала 7-е место в мире, а по размеру национального дохода – 4-е. А в 40-х годах прошлого века в тюремно-научных «шарашках» строили советскую «кузькину мать» на основе данных, полученных из Штатов от Юриуса и Этель Розенбергов и, во многих колхозах все еще пахали на конной тяге. Отделяясь от тех, кто тарахтит на тракторах и живет в городах.
Возможно, правы те, кто считает, что в колесе репрессий общей судьбы не было, нет, и быть не может. И это – одна из главных бед России XX века.
А еще одна беда в том, что в трагедии тоталитарного угнетения и массовых преследований сталинского времени, репрессии – не только политическая и полицейская мера, но и непременная черта режима, о котором тоскуют и коим грезят строители статуй тиранов.
Мука репрессий не соединяет людей в страдающем единстве борьбы, а разделяет их, дробя общество, профессиональные и этнические группы, семьи на бессильные частицы. Как дробят нашу идентичность статуи Грозного и Сталина, в пристальном ожидании смотрящие на нас с постаментов.
Ссылка
